Степанакерт в непогоду оказывался уже
не в блокаде, а в осаде. Город ночевал в подвалах. На утренней
зорьке выходили на улицы сначала мужчины, потом лишь женщины.
Надо было подбирать трупы.
Еще в январе 1992 года свежеиспеченный Верховный Совет НКР принял
решение, согласно которому "не рекомендовалось" (от
глагола "запретить" мы, депутаты, отказались) хоронить
людей при стечении большого количества людей. Ибо по Степанакерту
били из Шуши день и ночь. С начала декабря 1991 года по городу
стреляли из противоградных установок "Алазань". А 13
января 1992 года в Шаумяне азеры впервые применили ракеты "Град".
В первой же декаде февраля "Град" посыпался из Шуши
в Степанакерт. Каждая ракета-монстр представляла собой гигантскую
сигару длиной в три метра и весом в сто килограммов. Она не только
разрушала, но и сжигала все на своем пути. Каждый залп - это сорок
смертоносных ракет; если ночью - комета в темном небе. За сутки
- более сотни залпов.
Мишенью была не только столица Арцаха. Бывали мгновения, когда
из города были видны столбы черного дыма одновременно в Шоше,
Карашене, Красне, Норагюхе, Аскеране... И все это - каждый Божий
день. Знали бы мои предки, похороненные на кладбищах Шуши, что
когда-нибудь древняя столица Арцаха будет денно и нощно сеять
смерть. Что город, бывший культурным центром Армении, превратится
в огневую точку и будет ассоциироваться со злом. Что у нас не
будет альтернативы взятию крепости Шуши. Что мы будем вынуждены
брать Шуши приступом и при этом будем обречены на победу.
Каждое утро перед тем, как ехать в штаб к Командосу, я забирал
маму из подвала, где находились до сорока человек, и сопровождал
ее домой. Она не раз шутила: "Ты заходишь за мной, как за
ребенком в детский сад". В паспорте у нее была запись, которой
она всегда гордилась: "Место рождения - г. Шуши". Правда,
она себя не считала, как сама выражалась, "стопроцентной
шушинкой". У бабушки - матери моей мамы - были трудности
с родами, ее и повезли из села Кятук в Шуши, где у нас было много
родственников. Отец ее, Давид Юзбашян из рода меликов Юзбаши,
вместе с четырьмя своими братьями имел титул Ходжа (по-персидски
- господин) - почетный титул, который давался придворным сановникам
и купцам. И все братья Юзбашяны в конце XIX и в начале XX века
строили себе дома-усадьбы в долине реки Каркар. Вскоре люди в
честь братьев Ходжа прозвали крохотный поселок Ходжалу. И мама
рассказывала, как, уже томясь в ГУЛАГе, часто вспоминала дядины
дома в Ходжалу и в Шуши. При этом уточняла: "Шушинские дома
при Советах были превращены в пепел, а в ходжалинских после раскулачивания
всех Ходжа Юзбашянов жили азеры"
Не ведала мама, что спустя десятилетия Ходжалу и Шуши станут зловещими
огневыми точками, из которых будут беспрестанно бить по Степанакерту.
Не раз я ловил себя на том, что неудобно при матери хвататься
за блокнот и ручку и записывать ее слова. Однако часто в тайне
от нее я все-таки записывал ее рассказы.
- Знаешь, я все лагерные годы с какой-то нелюбовью вспоминала
Степанакерт, с которым связаны все мои беды. Но вот который уже
месяц слежу за степанакертцами, живущими в подвалах, и поражаюсь
их мужеству и твердости, их патриотизму и терпению... С неба беспрерывно
падает огонь, земля трясется под ногами, только и слышишь разговоры
о хлебе и гробах, впереди сплошная тьма и неопределенность, но
никто не хнычет, не ноет, не думает о том, чтобы оставить этот
ад. По утрам наводят порядок в подвале. Мужчины бреются, женщины
красят губы. Дети играют в прятки. Все верят, что возьмем Шуши.
Особо поверили после того, как наши взяли Ходжалу. Вера после
этого стала какой-то сладкой. За одну только эту веру надо всем
"подвальникам" после победы давать ордена. Через час
я передал эти слова матери Командосу. А вечером он сказал: "Я
весь день думал о словах тети Гоар и пришел, я бы сказал, к стратегическому
выводу: степанакертцы, добровольно обустроившись в подвальном
аду, дали нам понять, что если мы не ликвидируем огневую точку
Шуши, то враг всех их уничтожит в одночасье. Значит - только победа.
Другого не дано".
Шуши. Одни поэты сравнивали его с орлиным гнездом, свитым на вершине
скалы. Другие - с гнездом аиста, откуда окрестности видны как
на ладони. Врачи считали город уникальной лечебницей, щедро цитируя
Мариэтту Шагинян: "Воздух целительный. Климат мягкий и, благодаря
нежной, безвредной влажности и негустым туманам, напоминает скорее
морской, чем континентальный". Стратеги видели в нем сотворенную
самим Богом крепость. Город расположен на плато с изрезанным рельефом.
Само плато - словно вершина усеченной пирамиды. Юго-восточная
стороны имеет самую высокую точку 1600 метров над уровнем моря,
северная - 1300. Так что с командного пункта, расположенного на
одном из северных холмов, практически все строения города, особенно
- полуразрушенный храм Казанчецоц, и впрямь видны как на ладони.
Мы верили, что непременно освободим Шуши только потому, что все
от мала до велика твердо знали: другого выхода нет, мы обречены
на победу. Верили, хотя твердо знали, что во все времена крепость
эта считалась неприступной. Шутка ли - с одной стороны километровая
отвесная скала-стена, с другой - пологая стена и глубокая пропасть.
Машинами и бронетехникой можно подойти только по двум дорогам.
С севера - из Степанакерта, с юга - из Лачина, который в руках
азеров. Из Степанакерта можно пробраться к Шуши с боями, преодолевая
минные заграждения и встречая лоб в лоб танки противника. В кабинете
Аркадия Тер-Тадевосяна я подолгу разглядывал штабную карту шушинской
операции. Четыре большие стрелки, нарисованные красным фломастером,
представляли собой четыре основных направления: Джанасанское,
Центральное, Шошское и Лисогорское. Еще две маленькие стрелки,
обозначающие вспомогательные направления, были устремлены своими
остриями к Шуши - Каринтакское и Гайбалинское.
Уже через сутки после освобождения Шуши дикторы бакинских телестудий,
схватившись за головы, криком кричали, что их предали, что азерские
командиры перешли на сторону армян. Ничего удивительного - ведь
им с детства внушали, что армян можно брать голыми руками. Им
и в головы не приходило, что Шуши освободили не только благодаря
духу и воле, но и по науке.
В здании, построенном в свое время для горкома партии, штаб Армии
самообороны НКР разместил Центр координации связи с командованием
фронтом и командирами. Возглавлял центр Серж Саркисян - один из
лидеров арцахского подполья, длившегося целых четыре года. Мало
кто в эти дни знал, что вся информация отовсюду, в том числе из
Еревана, прежде всего поступала в центр связи, там переваривалась
и поступала уже на командный пункт. Помнится, за несколько дней
до начала Шушинской операции Серж срочно вылетел в Ереван, и я
не мог не заметить, как волнуется Командос. Тысячи вопросов нужно
было решить до начала операции. Решить грамотно, по науке, вошедшей
в историю с подачи Суворова, как Наука побеждать.
Накануне операции я сделал запись в блокноте: "Командос нередко
бывает угрюмым. Я знал, что он страдает гипертонической болезнью
и у него часто бывают головные боли. Лекарства не помогали. Только
- дневной сон. Хотя бы час. Хотя бы полчаса. В штабе не было возможностей
для такого непростого в условиях войны средства лечения. И часто
он свои полчаса-час спал у моей мамы, которая тотчас выходила
во двор и следила за тем, чтобы дети не шумели. Хотя в тот день
Аркадий был начисто лишен возможности поспать, настроение у него
было отличное. Глаза светились непривычно весело. Я спросил его,
не влюбился ли он. В ответ он захлопал в ладоши и довольно произнес:
"Серж вернулся из Еревана. Теперь полегчало. На душе стало
спокойнее".
Весь апрель 92-го года Степанакерт провел в похоронах. Нет сомнения,
что Шуши и Агдам были на прямой связи друг с другом: часто отдавалась
единовременная команда обеим огневым точкам, и тогда установки
"Град" били залпом по одной и той же мишени - Степанакерту.
И весь апрель в уцелевших комнатах и подвалах разрабатывался план
Шушинской операции. Напрасно бакинские дикторы хватались за головы.
Я могу свидетельствовать в защиту министра обороны Азербайджана
и других военных чинов, которые обвиняются в предательстве: мы
не только тщательно готовили операцию, ставя перед собой сверхзадачу,
- уничтожить зловещую огневую точку. Мы делали все, чтобы победа
нам далась с наименьшими потерями. Это значит, что надо было действенно
и опять же по науке решить вопрос дислокации полевого госпиталя
и соответствующего оснащения центрального госпиталя, размещенного
в подвале. Мы не только готовились к операции, но и делали все,
чтобы люди выжили в аду.
Валерий Марутян - начальник медицинской службы армии, как и я,
по ночам вел записи (через несколько лет он издал книгу "У
войны долгий след"). Дневники очевидца во все времена считались
документом и аргументом летописи. И здесь хотелось бы привести
записи из дневника Валерия, которые он без изменения поместил
в свою книгу. "Снаряд попал в подъезд дома, где укрывались
люди. Среди погибших - родственники наших сотрудников. На слезы
нет времени. Все силы надо собрать в кулак, чтобы спасти живых.
Терпели. Глотали слезы, спасали. Весь третий этаж, а также терапевтическое
и неврологическое отделения вышли из строя. Открыли операционные
и перевязочные в подвале. Света нет. Движок, работающий на солярке,
то и дело выходил из строя. Осмотры, перевязки, подчас и операции
делались при свечах. Газопровод в Шуши и в Лачин проходил через
Степанакерт, поэтому, слава Богу, у нас был газ. Наши умельцы
перевели на газ многие движки. На газе работали даже машины "Скорой
помощи". В спешном порядке переоборудовали подвалы бывшего
обкома партии и перешли туда. Только мы обустроились, как начался
сильный обстрел. Два снаряда попали в наше здание. Но подвал не
пострадал, и мы продолжали работать.
Вдруг водитель Сержа Саркисяна внес на руках десятилетнего мальчика
с оторванной кистью и развороченным животом. Тотальная эвентерация.
Из разрывов печени льется кровь. Из желудка - пищевые массы. Мальчик
был без сознания. Слабо стонал. Положили на операционный стол.
Струйно переливали кровезаменители. Определили группу крови. Анестезиологи
берут у наших сотрудников кровь для переливания. Шофер рассказывает,
что раненого мальчика подобрали Серж Саркисян и прибывший накануне
в Степанакерт Вазген Саркисян во время объезда поселка Арменаван.
Они осматривали позиции врага, и в это время раздался взрыв и
истошный крик мальчика. Вазген и Серж отправили мальчика на машине,
а сами пошли пешком".
Часть 2
|