Новости
Альбом
Мобайл
Магазин
Армения вики
Файлы
Анекдоты
Форумы
Медиа
Опросы
ОТКРОВЕНИЕ РЕКВИЕМОМ
Долгое время он пребывал в состоянии потухшего вулкана: огромные веки застывших лав запирали глаза на крепкий засов, и казалось, что дремлющий великан может и не проснуться. Конечно, его могучий туфовый торс в любом случае возвышался над противоречивой равниной французской живописи и был видим отовсюду. Известные артисты приобретали его картины и послушно позировали сотым дублем - Юл Бриннер, Энтони Куин, Шарль Азнавур. Венецианские каналы принимали художника в свои объятия и просили знаменитый автограф под левым шлюзом. Испанская коррида жаждала колющего мазка Мастера; свирепые быки готовились к прививкам. Вулкан действительно возвышался над живописной равниной, и не только французской. Победы на конкурсах в Бельгии (биеналле в Брюгге), Мексике («Компарезон»), а также премии «При популист» и «Антрал» сделали его президентом Парижского салона молодых художников. «Все началось в 1951 году, - признается он позже. - Тогда я подряд получил четыре престижные премии, и предо мной открылись двери галерей. Мои работы стали активно скупаться; в 37 лет я приобрел имя и внезапно разбогател».И тем не менее, он продолжал пребывать в дреме; магматическим комом застыла в жерловидном горле Память, и художник не знал, что с этим делать. Он не собирался ее проглатывать, но и конкретного применения сгущенной обиде не видел. Быть может, только работать до полной амнезии? Иллюстрировать книги Камю, Бодлера, Лорки - в общей сложности более десятка уникальных изданий - и расписывать Венецию? Но даже будучи целых три месяца в этом изумительном городе, он не посетит конгрегацию Мхитаристов на острове Св.Лазаря. Мастер не знает, как представиться и что именно говорить. По той же причине он практически никогда не принимает участия в своих персональных выставках, число коих давно перевалило за сотню (только в США было организовано 65 показов его работ). «Бывает так, что пребываю в унынии, но по своей натуре я не пессимист, наоборот. Впрочем, если углубиться, то можно увидеть и во мне глубокую печаль - эта печаль есть в сердце всей армянской нации». Великому Жансему будет уже за восемьдесят, когда он выплюнет наружу застывшую в горле магму и начнет извергаться.
«Я родом из села Селез, близ Константинополя. Здесь родился один из выдающихся армянских писателей - Акоп Ошакан. В 1919 году турки терпели поражения; греки, надеявшиеся возвратить Айя Софию, напали на них и дошли аж до нашего села. Мы, конечно, оказали им поддержку, но вскоре ситуация изменилась; при содействии мировых держав турки в 1922-1923 годах перешли в контрнаступление, потеснив ряды армян и греков. Чтобы спастись, многие стали бросаться в воду. В челнах, на лодках добирались до родных мест. Мы тоже бежали с греками - в Салоники. Помню - тогда мне было три года - море было зеленым, небо красным, с лодок свисали руки, кругом же были кровь, огонь и пламя. Спустя семь лет наша семья перебралась в Париж. В Лувре есть картина Делакруа. Увидев ее, я был поражен. Показалось, что она написана с жизни, которую мне пришлось прожить в детстве. И тем не менее, я представляю странным свое пребывание здесь и часто сам себя спрашиваю: что я делаю во Франции с этими людьми? Ни голова моя на них не похожа, ни сердце, ни образ жизни. В чем причина? И отвечаю: причина - в резне, которую я так долго не осмеливался описать кистью».
Сказанное вовсе не означает, что Ованес Семирджян - он же Жансем, никогда не обращался к армянской тематике. После окончания в 1939 году «свободных академий» Монпарнаса и Высшей школы декоративного искусства в Париже он как самостоятельный художник начинал именно с национальных мотивов («Армянка», «Армянская свадьба», «Похороны» и др.), впрочем, не пытаясь более конкретизировать тему Геноцида. В числе армянских представителей искусства всегда были и есть художники, осознанно предпочитающие не акцентировать повышенное внимание на этом деликатном и очень личном для самих авторов вопросе, дабы неосторожными мазками или лишними предложениями не ставить под сомнение самое Очевидное. Да и существуют ли цвета, способные объяснить миру, почему, по какой именно причине миллионы армян умирают вдали от мест рождения или, по крайней мере, зачатия. Вильям Сароян и Завен Левон Сюрмелян, Грант Матевосян и Аршил Горки описывали национальную данность, но специально не затрагивали Тему. Это как художественная микрохирургия: необходимо подходить крайне осторожно и осмотрительно. К числу именно таких мастеров долгое время и относился Жансем. Он изображал сугубо армянское и обходил «турецкое».
«Да, я не видел резни и не был солдатом. Турки начинали не с Константинополя; ведь там было сосредоточено много дипломатических представительств разных государств. Начинали депортацию с сел. Моя мать рассказывала об этом. В первую очередь, собрали молодых мужчин, среди которых был и мой дядя. Их всех, в том числе и дядю, повесили. Мои родители пешком добрались до Багдада. Меня всегда интересовало, как они прошли столь долгий путь. Мне тогда было 7-8 лет, и мать часто рассказывала мне о пережитом. Сейчас не могу пересказать вам, потому что все это - фабула целого романа. Среди этих страданий случались и чудеса - единицам удавалось дойти до Дер Зора и остаться в живых. Мать моя дошла. В детском возрасте эти рассказы очень действовали на мою психику. Все это невозможно представить в живописи. Когда был молодым, мечтал представить. Однако сам себе говорил: это нельзя нарисовать, это нельзя сделать. Надо быть очень мощным, чтобы такое изобразить. Раньше я никогда бы не осмелился на такое».
Долгие годы французский художник Жансем (Ованес Семирджян), чья семья пережила Геноцид, рисовал удивительной красоты пейзажи и портреты. Но это были безобидные полотна великого Мастера. И лишь после восьмидесяти он решился - создал серию картин «Резня», ставшую одним из самых откровенных свидетельств жестоких событий 1915 года.
Жансему было за восемьдесят, когда его спящий вулкан открыл глаза: мощнейшими лавовыми потоками один за другим стали изливаться многочисленные выбросы дремавшего огня - «Голубой геноцид», «Эпизод резни», «Беженцы», «Уныние», «Насилие», «Мученичество», «Красное солнце», «Подготовка к убиениям», «Депортация», «Голгофа и Иисус», «Реквием», «Победа смерти», «Загубленные цветы», «Распятие», «Резня» - в общей сложности 34 полотна. В 2002 году Мастер нарушит традицию и примет участие в открытии своей персональной выставки в Ереване. «Проблема эта всегда была во мне, но браться за нее не осмеливался. Тема труднейшая. Невероятно сложно воспроизвести в живописи общенациональную трагедию. Рассказы матери я пропускал сквозь себя, переосмысливал много лет и только два года назад позволил себе начать работу над циклом "Резня". Ничего другого я в это время не делал, да и делать не мог. Это, по сути, Реквием».
