 25.10.2010 - Леонид Енгибаров (1935–1972)Леонид Енгибаров – гениальный клоун и мим, лауреат международных конкурсов, основатель эстрадного театра пантомимы в Москве. Снимался в фильмах Сергея Параджанова и Василия ШукшинаОЗОРНИК ЛЁНЯ  За пять минут до смерти он еще добивался свидания. Молоденькая медсестра, которая собиралась делать ему укол в сердце, не знала даже, как себя вести в столь неординарной ситуации: в училище этого не преподавали. Она, как, впрочем, и сам врач, вообще мало что соображала в этот вечерний час: 25 июля 1972 года в Москве было действительно жарко. И тем не менее растерянность бригады «скорой помощи» была обусловлена совершенно Иным обстоятельством. Атмосфера, в которой неожиданно для себя очутились дежурившие в этот странный день медики, веяла мистикой. Врач - вполне заурядная личность, весьма походил на аптекаря из Фигераса, «не ищущего абсолютно ничего». Впрочем, с этой картиной Сальвадора Дали он знаком не был, а посему его полная растерянность с каждой минутой принимала все более обостренные формы. Он задавал «абсолютно ненужные» вопросы, но ответов не получал. Сам умирающий, который в отличие от бригады все прекрасно осознавал и даже (по мере сил) контролировал ситуацию, продолжал объясняться в любви молоденькой медсестре. «Люблю красивых девушек, особенно сиделок», - этим своим предпоследним, как очень скоро окажется, предложением Леонид Енгибаров окончательно расстроит и без того уже провисшие нервы бригады.Утром 26 июля 1972 года Москва станет мировой столицей слухов, сплетен и легенд. Они будут стучаться в двери советской интеллигенции, вплывать сквозь сито телефонных трубок в ушные раковины миллионов и нестись-нестись-нестись. Смерть великого мима воистину превратится в легендарное действо: он пока еще не воскрес, а уже тысячи толкований. Причем, толкуют все - и знахари, и прокаженные, и правозащитники, и изуверы... И спорят: от большой ли дозы кокаина или очередных декалитров водки он помер. А может его убили? Леонида Енгибарова, конечно, никто не убивал: слабо! Травить, разумеется, травили, целиться - целились (кстати, не всегда безуспешно), однако убить его было по сути невозможно. Как невозможно пресечь магматические выбросы и фумаролы вулкана. Глубочайший кратер его души извергал огромные потоки огненной лавы, пока, как это обычно бывает с гениями, не потух сам вулкан. Данное явление «енгибаровской природы» и описал соприродный ему Владимир Высоцкий: В сотнях тысяч ламп погасли свечи. Барабана дробь... и Тишина! - Слишком много он взвалил на плечи Нашего. И сломана спина. Впрочем, и потухший вулкан высоты своей не теряет. Он остается вулканом, причем, весьма даже значительным, ибо обрастает легендарной - туфовой - растительностью на склонах. Однажды в Ереване он спросит у старого каменщика Акопа: «Мы много лет с тобой дружим и многое знаем - ты о камне, я -о человеческом сердце. Людские сердца бывают самые разные. Бывают чистые, как горный хрусталь, бывают драгоценные, излучающие свет, как рубин, бывают твердые, как алмаз, или нежные, как малахит. Я знаю, есть и другие - пустые как морская галька, или шершавые, как пемза. Скажи, мастер, из какого камня мое сердце?» «Твое сердце из туфа, - отвечает каменщик. - Ты не должен печалиться, что оно не такое твердое, как алмаз. Туф - редкий камень, он дает людям тепло, а болит твое сердце потому, что туф ранимый и все невзгоды оставляют на нем свои следы. Туф - это камень для тебя, для художника». Леонид Енгибаров действительно был Художником. Его репризы - особый жанр сценической литературы. Как и знаменитые енгибаровские новеллы. Кстати, всегда автобиографичные. Он сам писал сценарий собственной жизни, сам осуществлял ее постановку, сам выбирал персонажей своей судьбы, в том числе зачастую завистливых и невежественных - коллег по цеху, которые даже не подозревали о таком своем предназначении. Он, конечно же, болел «гамлетизмом» - авантюрным недугом молодых, красивых, благородных и одаренных людей, являющихся, как правило, слабыми и уязвимыми биологическими особями. Внутривидовой борьбы за существование они просто не принимают и качество всегда противопоставляют количеству. Даже если количество аплодирующих рук определяет качество актера. Эта болезнь, очевидно, существовала еще до Шекспира, однако диагноз будет поставлен значительно позже. Кстати, этот недуг помимо прочего предполагает и непременное наличие в лексическом арсенале больного язвительных и задевающих заурядные амбиции шуток. Таким искусством Леонид Енгибаров владел сполна: своего рода контрудар мещанскому сознанию и быту. Великий эрудит и библиофил, он очень часто будет высмеивать карикатурных чиновников и невежество своих «доброжелателей». «У Олега Попова дома всего семь книжек и все сберегательные», - извергнет он однажды в ярости: он знал свою цену и знал стоимость других. В том числе коверных армянского цирка - Сико и Сако, которые, подобно именитым московским коллегам, в свою очередь не желали видеть на арене молодого выпускника циркового училища. Впрочем, этим они и остались в истории клоунады. «Леонид Енгибаров - гений, легенда, - позже констатирует великий Марсель Марсо. - Он близок нам, французам, и вместе с тем он очень сильно ощущает свою армянскую принадлежность». Известный в Марьиной Роще «озорник Леня» действительно полюбит Ереван, армянскую историю и особенно искусство армянских канатоходцев. Со временем он научится жонглировать не только булавами, но и эпизодами своей жизни. Ему удается абсолютно все. Он кумир целого поколения: великий Высоцкий пытается походить на него. И не только он один. «Мир пантомимы полон звуков и красок. Гремит и грохочет, смеется и аплодирует, шумит вокзалами и поет с эстрады, и тихо шепчет слова любви Огромный Мир, и миму ничего не стоит перенести нас из конца в конец,рассказать о большом и маленьком, трагическом и смешном». Леонид Енгибаров «Клоун - это мое хобби, я в первую очередь литератор и автор», - скажет он уже в начале 1970-х годов: отныне Енгибаров всецело поглощен литературой. Впрочем, за пять минут до смерти он опять добивается свидания. С Вечностью ли? Молоденькая медсестра, которая собирается делать ему укол в сердце, не знает даже, как себя вести в столь необычной ситуации. Она, как, впрочем, и сам врач, вообще мало что соображает в этот вечерний час: день 25 июля 1972 года в Москве действительно выдался жарким. И тем не менее растерянность бригады «скорой помощи» обусловлена совершенно иным обстоятельством: оцепеневшие, они наблюдают поставленный умирающим режиссером сценарий собственной смерти. Она, конечно, малость поспешила, но режиссер всегда был к ней готов. Медсестра сделает ненужный укол уже после кончины Леонида. Но до этого «властитель дум» самого продвинутого советского поколения успеет-таки обратиться к матери Антонине Адриановне, с последним заклинанием: «Рукописи». Опубликовано на сайте: http://www.newarmenia.net Прямая ссылка: http://www.newarmenia.net/index.php?name=Pages&op=view&id=339 |