Иосиф Орбели – востоковед с мировым именем, первый президент Академии наук Армянской ССР и действительный член академий ряда стран. С 1934 по 1951 год – директор Государственного Эрмитажа

АРТИЛЛЕРИСТ

16 июля 1916 года выдающийся востоковед Николай Марр и его 29-летний соратник Иосиф Орбели вынуждены были покинуть древний армянский город Ван. Вот уже на протяжении почти десяти полевых сезонов этот мощный археологический тандем осуществлял раскопки на землях исторической Армении и успел накопить богатейший научный материал. Полевой сезон 1916 года начался поздно: глобальные войны всегда вносят свои коррективы в график запланированных локальных работ. Тем не менее, уже 11 июня ученые приступили к исследованию Топ-рак-Кале и Ванской скалы. Однако уже на тридцать пятый день, в связи с наступлением турецких войск, они вместе с частями русской армии вынуждены будут покинуть город.

Ранее Иосиф Орбели также имел возможность неоднократно натыкаться на следы планомерного уничтожения памятников армянской истории и культуры. Как никто другой, он прекрасно знал, что разработанная властями Большой Порты «Военная стратегия» особым пунктом предполагала ликвидацию на территории империи чуждых турецкому духу памятников любого другого этнокультурного присутствия. И быть может в первую очередь - армянских. Именно тогда он и понял: обнаружение под толстым слоем земли нового памятника национальной истории в состоянии свести на нет все усилия нескольких турецких полков. Это, по сути, та же война.

В середине 1916 года тяжелый обоз русской армии медленным ходом отступал на Кавказ. Изнеможенных солдат там ожидали «летние квартиры» и умеренный режим. В отличие от предвкушавших относительно спокойный быт военных, Иосиф Орбели был взвинчен до предела: он явственно представлял процесс уничтожения только что обследованного им холма и даже видел лицо турецкого офицера - координатора плана ликвидации. «Откопать памятник немудрено, - прервал раздумья археолога разжалованный за проявленный героизм в солдаты бывший ротмистр Андреев. - Но как его сохранить?» «А ведь он прав, - подумал про себя Иосиф. - И революцию тоже вполне можно осуществить за двадцать минут, но как сохранить ее ценность?»

К этому дню он готовился всю свою сознательную жизнь. К выступлению с самых высоких трибун, ему - выдающемуся ученому с мировым именем, почетному и действительному члену многих международных академий, директору знаменитого Эрмитажа, основателю и первому президенту Армянской Академии наук - казалось бы, не привыкать. Вот уже на протяжении трех десятилетий именно он заседает в президиумах наиболее влиятельных научных форумов, порой даже утомительных, однако его завтрашняя речь - это нечто другое: он действительно готовится к ней, как самый прилежный в мире абитуриент. Подытоживает весь свой пройденный путь и пытается перевести в русло короткой обличающей речи зло, накопленное в течение куда более долгого времени. Он, несомненно, готовился к этому дню всю свою сознательную жизнь.

Она началась у Иосифа Орбели весьма рано, когда 9-летний отпрыск знаменитого армянского рода перешагнул в 1896 году порог Третьей мужской гимназии Тифлиса. К этому времени мальчик уже владел армянским, грузинским, русским и татарским языками. В гимназии он обучится также греческому и латыни. Впрочем, и этого ему недостаточно: дома он параллельно проходит полный курс реального училища и приобщается к химии, физике, другим естественным наукам. В традициях фамилий армянских интеллигентов Иосиф обязан овладеть и ремеслами: он одолевает курсы столярного дела, краснодеревщика, каменщика и типографского наборщика. 26 июля 1904 года Иосиф Орбели зачисляется на историко-филологический факультет Петербургского университета. Несколько позже он познакомится с Николаем Марром.

Мысль же разжалованного ротмистра будет сопровождать ученого всю последующую жизнь: «Иосиф Абгарович, не только в окопах и траншеях, но и в науке нужно быть артиллеристом. Нужно быть готовым жертвовать собой во имя занятой высоты».

Октябрь 1932 года. Наркомвнешторг СССР «в целях обеспечения притока в страну необходимой для хозяйственных нужд крупной денежной массы» осуществляет через подведомственный антикварный отдел государственный проект по продаже на западных аукционах археологических ценностей Эрмитажа. Перечень подлежащих выносу экспонатов уже подписан. «Только через мой труп! - в ярости выкрикивает сотрудник Восточного отдела Эрмитажа Иосиф Орбели. - Вы можете расстрелять меня здесь, но пока я жив, этому не бывать! Вы немедленно должны удалиться отсюда; мы уже открываем форточку - когда удаляются такие гости, остается запах копыт». С бескомпромиссностью артиллериста он и дальше будет воевать за охрану «границ истории», и эта его миссия получит наиболее полное воплощение в период блокады нацистами Ленинграда, когда Иосиф Орбели ценой потерянного здоровья и зрения спасет экспозицию великого музея. Впрочем, боевой дух ученого и его перманентнаяготовность к отстаиванию культурного наследия была известна и до, и после войны.

Примечательна ссора с «классиком античности» Фаддеем Зелинским: последний позволил себе весьма нелестный отзыв о восточной мифологии, намекнув, что любители Митры предпочитают навозный смрад аромату античной розы. «Профессор, вы нагрубили, впрочем, я последую вашему примеру, - парировал молодой Орбели. - А вы помните, чем занимались афинские девушки во время панафинейских игр?» Маститый Фаддей Зелинский вынужден был прервать лекцию. Борис Пиотровский процитирует как-то строки из знаменитого гимна сотрудников Восточного отдела Эрмитажа: «Раздаются свирепые трели, и чернеет вдали борода. Это, верно, бушует Орбели, и скрываются все без следа!»

---

Род Иосифа Орбели был поистине выдающимся. Иосиф Аргутинский, Католикос всех армян, был его предком по материнской линии. Дед Иосифа писал труды по истории армянской церкви на грапаре. И его братья стали великими учеными: Рубен был основоположником подводной археологии, а Леон - автором эволюционной физиологии, нового направления в науке.

---

К обличающей речи главного свидетеля культурных преступлений нацистов на Нюрнбергском процессе он действительно готовился всю свою жизнь. В этот день Эрмитаж, интересы которого он как директор музея должен был представлять, ассоциировался в сознании Иосифа Орбели с толщей потерянных навсегда пластов мировой культуры. Его речь о преступлениях в Петергофе, Павловске, Пушкине и, конечно, Эрмитаже никого не оставила равнодушным. Адвокаты, разумеется, попытались оспорить показания Орбели: «Достаточно ли велики познания свидетеля в артиллерии, чтобы он мог судить о преднамеренности этих обстрелов?»

«Я никогда не был артиллеристом, но в Эрмитаж попало тридцать снарядов, а в расположенный рядом мост всего один, - парировал свидетель. - Преднамеренность обстрела и выбор цели, таким образом, очевиден. В этих пределах я - артиллерист!»