Один из лучших советских разведчиков. Первым сообщил о разработке американцами атомной бомбы. Автор агентурной операции «Энормоз», позволившей СССР в короткие сроки создать собственное ядерное оружие.

ГЕННАДИЙ ИЗ НЬЮ-ЙОРКА

В 1992 году академик Юлий Харитон откровенно недоумевал: ему был представлен весьма любопытный архивный документ, перевернувший представления великого ядерщика относительно некоторых деталей истории «атомного дела». Под документом стояла подпись Игоря Курчатова:

«Совершенно секретно. Экземпляр единственный! 6 апреля 1945 года мне направлен исключительно важный материал по «искпложн» (взрывному - ред.) методу. Он содержит данные: 1. По атомным характеристикам ядерного взрывчатого вещества. 2. По деталям взрывного метода приведения атомной бомбы в действие. 3. По электромагнитному действию разделения изотопов урана.

Ввиду того, что материал очень специфичен, прошу Вашего разрешения допустить к работе по его переводу профессора Ю. Б. Харитона. Профессор Харитон занимается в лаборатории конструкцией урановой бомбы и является одним из крупнейших специалистов нашей страны по взрывным явлениям. До настоящего времени он не был ознакомлен с материалами даже в русском тексте, и только устно я сообщил ему о вероятности самопроизвольного деления урана-235 и урана-238 и об общих основаниях «искпложн»-метода».

Письмо было направлено на имя разработчика и координатора агентурного оперативного проекта «Энормоз», бывшего руководителя советской резидентуры внешней разведки в Нью-Йорке Гайка Овакимяна. «Это же фантастика, - шокировано констатирует восьмидесятивосьмилетний Юлий Харитон.- Мы-то думали, что получаем через Курчатова материалы из «шарашки». Это определенно Берия». «Шарашкой» в ученых кругах называли контору Лаврентия Павловича, в которой «содержались» арестованные и перевезенные в Советский Союз физики - «альтернативная лаборатория».

29 августа 1949 года в обстановке строжайшей секретности на Семипалатинском полигоне было произведено первое испытание советской атомной бомбы. Впрочем, несмотря даже на тот факт, что Кремль официально заявит об этом только 23 сентября, Вашингтон, конечно, уже в курсе дел: еще в начале месяца американская разведка раздобыла фотографии верхних слоев атмосферы в обозначенном районе, на которых отчетливо были видны следы именно атомного гриба.

Президент Гарри Трумэн пребывал в шоке: он считал, что монополия США на атомное оружие продержится по крайней мере до конца 1950-х годов. Спешное заседание правительств США и Великобритании было созано для обсуждения одного-единственного вопроса - как такое стало возможным?! Первым лишится своего поста директор ЦРУ Роско Хилленкоттер, еще год назад утверждавший о невозможности создания Советами атомной бомбы раньше середины 1953 года. Сдержан в те дни был лишь генерал-разведчик Донаван - он давно знал Геннадия.

Впрочем, это был лишь один из оперативных псевдонимов руководителя резидентуры советской внешней разведки в Нью-Йорке Гайка Овакимяна. В Нью-Йорк он был направлен еще в 1933 году и действовал под прикрытием должности инженера Амтopгa. Только за один год им будет добыто свыше 31 тысячи технических документов, 1055 комплектов чертежей и 163 образца различных военно-технических новинок. В 1938 году в его распоряжение поступят документальные материалы по математике, физике, химии атомного ядра и бактериологии. Именно на базе переданных им сведений - в США он станет доктором химии! -в Советском Союзе и начнется создание принципиально новых НИИ, конструкторских бюро и строго засекреченных экспериментальных заводов.

В 1940 году Геннадий первым поставит Москву в известность о начале атомных разработок США. Советское руководство тогда еще не совсем адекватно отреагирует на эту шифровку, и только в конце 1941 года, после полученного второго подобного сообщения от агента Листа уже из Англии, Кремль станет уделять вопросу более серьезное внимание. В США Гайк Овакимян наладит эффективную и хорошо законспирированную агентурную сеть во многих научных организациях, в которых осуществлялись секретные изыскания по созданию бомбы.

Цитата

31 000 страниц сверхсекретных документов, 1055 чертежных комплектов, 163 образца новой техники. Таков результат только одного года работы великого разведчика Гайка Овакимяна. Он курировал все американское направление и делал это настолько хорошо, что Сталин узнавал обо всех разговорах, ведущихся в кабинете Рузвельта уже через день.

Руководитель резидентуры внешней разведки в Нью-Йорке справедливо слыл человеком весьма образованным, тактичным и выдержанным. И тем не менее, в начале сороковых годов он допустит ряд «необдуманных» шагов: в настойчивых запросах в Москву он позволит себе критику в отношении политики репрессий - «мне тяжело работать с агентурой, которая не верит, что вербовавшие их разведчики являлись врагами». 5 мая 1941 года, в ожидании встречи с сотрудником концерна «Кэллог компани» доктором Куком (он же - агент «Октан»), «Геннадий» будет арестован ФБР по обвинению в шпионаже. Впрочем, уже на третий день будет выпущен из тюрьмы под залог в размере 25 тысяч долларов, а через месяц после вторжения немцев в СССР по личному распоряжению президента США Франклина Рузвельта освобожден. Наблюдая за истерикой Трумэна, генерал Донаван вспомнит предшественника и не простит ему такую оплошность: возвратившись в Советский Союз, Гайк Овакимян станет автором, главным разработчиком и координатором беспрецедентного в мировой истории разведывательного проекта «Энормоз». К нему и обратится в известном письме Игорь Курчатов.

Позже генерала разжалуют «за нарушение социалистической законности». Впрочем, однажды нечто подобное с ним уже случалось: уроженца села Загри Нахичеванского уезда Эриван-ской губернии 22-летнего полиглота Гайка Овакимяна уволят из армянского ЧК за «необдуманный шаг» - он выступит против политики председателя армянской Чрезвычайной комиссии Атарбекяна, эшелонами отправляющего лучших представителей национального офицерства в рязанскую ссылку. Будущего руководителя «Энормоз» обвинят в пособничестве белым и дашнакцаканам и исключат из партии. Собственно, так он и окажется в Москве.

13 марта 1967 года в московском небе неожиданно появился первый журавлиный клин. Разжалованный генерал, казалось, не обратил на это странное явление должного внимания, хотя по роду своей прежней деятельности и обязан был сделать это, по крайней мере - «зафиксировать», ибо лишних деталей не существует и нужно просто найти правильный угол зрения. Он стоял под углом 45 градусов к занавешенному окну и застегивал ремень часов. Потом обернулся к своим и сказал: «Там за окном журавли, они прилетели за мной. Так что к обеду меня уже не ждите».